Взрывы срывают с Бога все имена и орнаменты,
Как свет, один для всех, перед нами ты.
В копоти пепелишь, ярче светится лицо,
И мы впервые, как дети, называем тебя Отцом.
Патологически нищие, выхода нет,
Отечественная забава - меряться тяжестью бед.
Их принимают, как награды, что годами ждали,
Располосованная спина точно грудь в медалях.
Неуемная жажда неизвестно чего,
И как в песне, однажды за звездой кочевой.
Дорога дарит ожидания, снова не та,
Многовековые блуждания, маета.
Резкий штопор, срыв, как на камень коса,
И пусть врага ты сегодня, за мной поднимается сам.
Только когда на горизонте черный дым,
Мы умоляем, кто-нибудь, принесите воды.
Каской из бетона в Бресте, спортзал в Беслане,
Два источника реальной жажды из тысяч посланий.
Как заблудившийся ребенок или кем-то забытый,
В хаосе ищут черты родные, ищут защиты.
Прощупывать взглядом чуждый огромный вокзал,
Так и мы поднимаем к небу полные слез глаза.
Не мести просим виновыным, не хлеба нищим,
На не искать бы, где потеряли. Вспомнить бы, что ищем.
Сними ладонью жар, с наших горячих голов,
Я все равно чужак, вне своих, сел, лесов.
Страсть потуши во мне, выхлебать мир весь ковшом,
Не дай забыть вовек, тех, кто глотка не нашел.
В этом здании так тихо, и пробивает озноб,
Старые книги на стеллажах кого-то ждут назло.
Даты рождения, смерти у забытых фамилий,
Заплутавшие в снегах, не пережившие штиля.
Пыльная летопись, архив, покой вечен,
И сотня лет - секунда в лабиринте противоречий.
Кто отдавал приказ, и кто находился возле?
Почему готовы не были, и кто кого заподозрил?
Какая правда у сторон, какая плата?
Кто первым погибал, и кто влиял на детонатор?
Им уже не важно, тут только метели свистят,
О следах подавленной атаки полвека спустя.
Я, как вкопанный, у каменных полок застыл,
На мне объятия жизни, то, о чем кричат листы.
И мы когда-то умрем, без фанфар, сразу,
Останемся в архиве в виде коротких рассказов.
В полумраке поезда, и в холодном вагоне,
Мимо заброшенных станций, военчастей и колоний.
Канонада в сердцах, понятия не путай,
Линия фронта уже давно переместилась вовнутрь.
Потомков душит жажда, до конца, с треском,
Вопросы без ответов с корнями срывают с места.
Ведь сколькие до нас также начинали с нуля,
Так и не летят ответы, чем же ее утолять?
Сними ладонью жар, с наших горячих голов,
Я все равно чужак, вне своих, сел, лесов.
Страсть потуши во мне, выхлебать мир весь ковшом,
Не дай забыть вовек, тех, кто глотка не нашел.
Сними ладонью жар, с наших горячих голов,
Я все равно чужак, вне своих, сел, лесов.
Страсть потуши во мне, выхлебать мир весь ковшом,
Не дай забыть вовек, тех, кто глотка не нашел.