А ей уже не меньше тридцати,
Но сохранилась, впрочем, ничего…
А мне бы встать, собраться и уйти,
Но у меня к ней личный разговор.
Ведь я принёс бутылочку винца
И плюс коробку дорогих конфет.
И уж сегодня буду до конца
Я соблюдать задуманный сюжет.
А за окном темнеет нынче поздно.
И это всё совсем не просто.
Ведь в Петербурге в июне, между прочим,
Белые ночи, белые ночи!
Вот мы сидим тихонько на диване –
Жуём конфетки, балуемся винцом,
И говорим о неком Модильяни,
С которым я, признаться, не знаком.
А я гляжу всё на её коленки,
Но муки ей мои - до фонаря.
И я всё пялю, пялю свои зенки,
И замышляю пакость втихоря…
А за окном темнеет нынче поздно.
И это всё совсем не просто.
Ведь в Петербурге в июне, между прочим,
Белые ночи, белые ночи!
Я руку ей на плечи возлагаю,
Но тут в передней раздаётся звон.
Она бежит и двери отворяет
И, как положено в романах, входит ОН!
И я заметил: стало вдруг темнее –
Он заслонил фигурою своею
Проём окна, а также, между прочим,
Белые ночи, все белые ночи!