Полюбили люди горы, как осатанели.
Едут в Альпы, лезут в Анды, прутся в Пиренеи.
Гималаи истоптали, по Тибету рыщут,
Накурившися гашиша, Шамбалу все ищут.
Рерих-Мерих — я не знаю, на Эверест не лазил,
Но чудес, как и барашков, больше на Кавказе.
Как-то, будучи нетрезвым, я в горах слонялся
И со снежным человеком мирно повстречался.
Мы с ним сели на пенечек, хлопнули по рюмке
За знакомство, за природу, за любовь к науке.
Жаловался: выпить не с кем — кабаны и туры
Только хрюкают и гадят, никакой культуры!
Тяжело ему без женщин, снежных женщин мало.
Говорит, что плоть бунтует, а рука устала.
Спрашивал про нашу жизнь — что такое город?
Правда ли, что умер Сталин, кто такой Киркоров?
На ученых обижался: тычут в меня пальцем,
Обзовут то обезьяной, то неандертальцем.
Не терплю, говорит, ученых — огурцов моченых,
На носу, говорит, вертел я всех твоих ученых.
Провели мы change, что значит — сделали обмены:
Он меня снабдил женьшенем, я его — пургеном.
Под конец совсем нажрался: рыл себе могилу,
Почему-то пел «Семь сорок» и «Хава нагилу».
Мы плясали с ним лезгинку, обнявшись по-братски,
Как-никак — мы оба лица национальности кавказской.
Он кричал: «На эту глушь я молодость угрохал!
Забери меня отсюда, друг ты мой, Тимоха!»
Я забрал его в поселок, он привык, не ноет.
Мужики его прозвали «Вася-гуманоид».
Щас работает завскладом, даже начал бриться.
Приезжайте, девки, в гости, хочет он жениться.